В общем, о Сути (тм) классики.
читать дальшеПочему-то у нас бытует мнение, что классические произведения — это сферические правильные произведения в вакууме.Что-то такое в духе классицизма: чем больше произведение соответствует мифическим нормам правильного произведения (впрочем, во времена классицизма они были совсем не мифические), тем оно лучше.
На самом деле всё не так. В то время, когда классика создавалась, она, как правило нарушала нормы, и потом уже эти нормы переделывались под классические произведения.
Классика — это наиболее выдающиеся произведения своего времени. И бывает, конечно, такое, что великие произведения забывают (или же они вовсе до широкой публики не доходят), но чтобы откровенное днище оставалось в веках как великое произведение, а не как образчик какого-нибудь забавного социального явления — такого не бывает.
Для отделения классики от неведомой фигни требуется несколько десятилетий. Бывает, что какой-нибудь писатель страшно популярен, его считают новым классиком, а в результате он сдувается через десять лет, и никто не понимает, как это УГ вообще кого-то волновало (сейчас никого и не вспомню из таких, кроме Бенедиктова). А ещё каждые несколько лет вылезает откуда-нибудь очередной модный писатель, на которого все массово дрочат, и его забывают ещё быстрее (сюда относится, например, Вишневский, на которого, когда я была школоло, его «Одиночество в сети» хвалили из каждого утюга). Про всякий популярный шлак вроде «Писят оттенков» и «Сумерек» я вообще не говорю. Несмотря на тиражи этой чуши, она вытесняются другой такой же чушью, как только у фанатов заканчивается пубертатный период.
Одна из особенностей классики — это некоторая её «вневременность». Да, что-то устаревает, сводится эпигонами до пошлости, но в целом классическое произведение не выглядит старым говном мамонта. Фонвизин и Мольер до сих пор смотрятся весьма злободневно.
Если вам классики кажутся говном мамонта, попытайтесь найти популярных писателей того времени — и вы поймёте, что такое реальное говно мамонта.
Ещё она особенность классики — она созвучна своему времени. То, что принято называть «актуальностью», хотя меня, честно говоря, тошнит от этого слова. Я сейчас говорю не о грубой конъюнктуре, а о мироощущении поколения. Так, например, модернистская проза, которая принципиально отмежевалась от актуальности и злободневности, всё равно будет актуальна, потому что вбирает в себя мироощущение своего времени.
Пример (из современного, потому что из 19 века я таких примеров не знаю: почти не в курсе плохих писателей того времени): «Поколение П» Пелевина актуально, «Духлесс» — конъюктурное дерьмо. Разница именно в мироощущении. Духлесс — перечисление тусовок и брендов через губу с рассказчиком-моральным-импотентом. «Поколение П» вполне себе передаёт дух ёбаного цирка девяностых.
У любого классика (и в принципе любого талантливого писателя) есть ярко выраженная творческая индивидуальность. То есть нереально перепутать Пушкина с Толстым, Толстого с Достоевским, а Достоевского с Набоковым. При этом унылый писатель букв руками (если у него нет каких-нибудь особенно выдающихся тараканов в голове) легко заменяется другим таким же унылым писателем.
Проявляться творческая индивидуальность может на всех уровнях произведения: сюжеты, персонажи, образы, символы, мотивы, конфликты, язык, композиция. Например, для новелл Проспера Мериме характерна рамочная композиция («рассказ в рассказе»); для Маяковского характерен приём овеществления метафоры; для рассказов Хемингуэя характерен крайний лаконизм и «принцип айсберга»; основная тема творчества Ремарка — «потерянное поколение». Это я просто конкретные примеры привожу. На самом деле, если сравнивать разные произведения одного и того же писателя, можно найти очень много индивидуальных черт, благодаря которым он выделяется из толпы других писателей. Можно, конечно, и у какой-нибудь Донцовой индивидуальность накопать, если очень постараться, но у классиков она всегда очевидна.
И тут я перехожу к самой сложной для понимания части.
Классический текст наиболее приближен к знаковой системе. Это значит, что в классическом тексте минимум случайных элементов, а имеющиеся элементы что-то означают. Именно это позволяет писать сотни монографий по классикам, не скатываясь в СПГС (хотя СПГС, конечно, прибавляет ещё несколько сотен монографий).
Слова у талантливого писателя выстраиваются таким образом, что нельзя там ничего существенно исправить без ущерба для художественной целостности, нельзя ничего выкинуть просто так, не растеряв часть смыслов.
Самый яркий пример: стиль Толстого, который почти у всех вызывает нервный тик. Он является частью художественного замысла. Тут кто-то уже ссылался на Шкловского и «остранение» (см. статью «Искусство как приём»), сошлюсь ещё раз: стиль Толстого как раз предполагает затруднённость чтения, «видение», а не «узнавание», он мешает автоматизму восприятия.
Как так получается? А хер его знает.
У талантливого писателя это получается естественно (что не значит, конечно, что классик не правит и не вычитывает свой текст — если он, конечно, не Достоевский и не Керуак — правит и вычитывает, как миленький) — в этом, вероятно, и есть суть исключительного писательского таланта.
оригинал тут